Пятница, 29.03.2024, 13:20

Каталог статей

Главная » Статьи » Заметки дилетанта

Малая Арнаутская улица. Общий обзор

Прежде чем перейти к рассказу о Малой Арнаутской улице, кратко рассмотрим положение жителей города в те годы.
Читая книги, статьи об Одессе, слушая экскурсоводов, создается впечатление, что город был сказочен. Улицы вымощены гранитом, парки, сады. Великолепный городской театр, чуть похуже другие театры, но тоже великолепные. Изумительные, с изысканной кухней рестораны, кафе. Фешенебельные гостиницы. Красивые женщины. Под стать им мужчины: профессора университета, преподаватели гимназий и других учебных заведений, военные, присяжные заседатели, купцы… Замечательная архитектура, чудесное море. В городском саду сезоны концертов симфонической музыки. В печати Одессу называют «Южной Пальмирой», «Маленьким Парижем», «Красавицей Юга».
Дешевизна продуктов. В повести «Театр моей юности» В. Галицкий писал: «Помню, папа, имея рубль в кармане, брал с собой две корзины, и за ним в качестве помощника увязывался младший братишка. Око (три фунта) груш две копейки. Два фунта винограда пятак. Большая свежая камбала, еще трепещущая своими панцирными шишаками на мокром брезенте, обтягивающем корзину торговки, пятиалтынный. Торговка залезала своей багровой лапищей в глубь корзины, вытаскивала пару жирных бычков, и клялась детьми, что дешевле гривенника за штуку не отдаст. Запрашивала немилосердно, отдавала чуть ли не даром. Отец с трудом дотаскивал с рынка свои две корзины, да еще брат или я тащили за ним, пыхтя и кряхтя, пару дынь или арбуз».
В 1900-е годы одесские газеты пишут: «В городе появилась в продаже скумбрия, которая хорошо ловится у побережий Фонтанов (Малого, Среднего и Большого). Огромная часть скумбрии скупается оптом на засолку и копчение, поэтому цены на нее держатся довольно высокие: 20 - 30 коп. за десяток». В другие годы: «У берегов Одессы отмечается до того обильный улов скумбрии, что она продается на базарах по цене от 8 до 15 копеек за десяток; в город доставляется громадное количество клубники, которая продается по цене от 5 до 10 коп. за фунт». Остальные продукты: мясо 16 - 22 коп. фунт, телятина 25 коп. фунт, баранина 17 коп. фунт, коровье масло 40 - 42 коп. фунт, крынка молока (1,5 литра) 5 - 6 коп., десяток яиц 20 коп., сметана 20 коп. фунт, творог 4 коп. фунт, десяток свежих огурцов 15 - 25 коп., свежий картофель 1 р. -1 р. 20 коп. мера (два ведра), старый 40 коп. мера, земляника 12 -15 коп. фунт, вишня 14 - 15 коп. фунт. В иные годы грузчики в порту прикуривали папиросу от кредитного билета.
Но так ли уж чудесна и безоблачна была жизнь в Одессе?
В газетных объявлениях мелькает фраза, что на то или иное мероприятие допускается только «чистая публика».
Какая же публика была «нечистой»?
Это были те люди, которые в силу жизненных обстоятельств опустились на дно жизни.
В своей автобиографической повести «Спасибо сердце» Л.О. Утесов писал: «Вы думаете, Одесса одна? Нет. Одесс несколько. Это нечто вроде федерации. Центр - одно. Молдаванка - другое. Пересыпь - третье. Слободка - четвертое. Есть еще Бугаевка, Ближние Мельницы. Но это уже маленькие «автономные области».
Центр - это самые лучшие здания, магазины, лучшая одежда и не лучшие люди. Конечно, нет правил без исключения, и здесь тоже попадаются хорошие люди. Здесь есть настоящая интеллигенция, мечтающая о правде и справедливости. Врачи, инженеры, адвокаты, художники, студенты. Нужна революция, думают они. Банкиры, торговцы, чиновники «реалисты», - у них мысль иная:
- Что с этого можно иметь?
Есть еще аристократия. Всякие Ралли, Маразли, Радоконаки, Анатра. Это - дворцы, особняки, виллы.
Молдаванка прямая противоположность центру. Здесь ютится беднота». Заметьте: не живет, а ютится.
Беднота ютилась не только на Молдаванке, но и на улице Малой Арнаутской.
Г.Г. Москвич в своих путеводителях писал, что улица Малая Арнаутская, как и Большая, неинтересны для посещения туристами, и населены в основном евреями.
Одесские газеты, описывая какие-то неудобства в центре города, добавляли фразу: «что уж говорить о Больших и Малых Арнаутских?».
В повести «Зимний ветер» В.П. Катаев поселил отца Пети Бачея в квартире на улице Малая Арнаутская. «Василий Петрович ютился в маленькой проходной комнате, которую нанимал в семье еврейского портного на Малой Арнаутской, в одном из самых бедных районов города.
Петя, конечно, не ожидал увидеть ничего хорошего, но он был поражен царившей здесь нищетой. В особенности его ошеломил тяжелый, застоявшийся воздух, насыщенный приторными запахами чеснока, фаршированной рыбы и еще чего-то в высшей степени свойственного еврейским портным, быть может, залежавшегося коленкора, конского волоса, холстины или какого-нибудь другого портновского приклада.
Здесь был вечный сумрак. Чад. Пеленки. Дети. Гудение керосинки «Грец». На столе с ногами сидел еврейский портной в железных очках и пейсах и шил».
В автобиографической повести «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» тот же В.П. Катаев пишет: «Была Малая Арнаутская улица, казавшаяся мне тогда ужасно далекой, а на самом деле находилась она совсем близко. Попадая на эту улицу, мы сразу погружались в мир еврейской нищеты со всеми ее сумбурными красками и приторными запахами. Мы входили в деревянную застекленную галерею, окружающую двор. Тут маме приходилось то и дело наклонять голову, чтобы орлиное перо на ее шляпе не сломалось, наткнувшись на какое-нибудь препятствие: веревку с развешанными на ней бебехами или перекладину, поддерживающую покосившиеся дощатые стены источенной жучками галереи с немытыми стеклами, половина из которых была разбита.
В галерею выходило множество окон и дверей, большей частью распахнутых, и там во тьме гнездились целые семейства евреев - ремесленников, портных, сапожников, модисток, жестянщиков, лудильщиков, - так что из каждой двери неслись звуки молотков,  лязганье громадных портновских ножниц, треск раздираемого коленкора, визг немазаных ножных швейных машин и резкие кухонные запахи, смешанные с чадом множества керосинок «грец» с их слюдяными окошечками, светящимися во тьме квартир, как сцены  маленьких театров, где разыгрывалась феерия волнистых языков коптящего пламени - пожар какого-то города.
Мы входили в закопченную, почти черную дверь Фани Марковны, задернутую ситцевой занавеской, и мама наклонялась и прикрывала узкой рукой в лайковой перчатке перо на своей шляпе.
Именно от этого потрескавшегося клеенчатого сантиметра с серыми и розовыми цифрами и распространился - как мне казалось - тот общий для всей Малой Арнаутской улицы запах людской скученности и бедноты, как бы пропитавший золотушный воздух. Все это внушало мне в одно и то же время и отвращение и мучительную жалость к бедным людям, принужденным жить так скученно и некрасиво среди биндюгов, двухколесных тачек с задранными ручками, лавочек, где продавался вонючий керосин - петроль; сливовое повидло в бочках, древесный уголь, называющийся «деревянный», и ржавые селедки в кадочках, и маслины, и брынза в стеклянных банках с мутно-молочной водой и желтыми соцветиями укропа, и халва, похожая на глыбы оконной замазки.
...и я ерзал на черном венском стуле, с нетерпением ожидая мига, когда примерка кончится и, сопровождаемые сладкими улыбками и сдержанными поклонами Фани Марковны, мы с мамой наконец пойдем домой, подальше от этого грустного, несправедливого, ужасного мира Малой Арнаутской улицы».
А теперь официальная статистика.
В 1902 году на Малой Арнаутской улице насчитывалось 1752 бедняка из числа еврейского населения. Это в среднем, примерно, 16 человек на каждый номер дома. А это, согласитесь, многовато. Но это не самое большое количество бедняков по улицам города. Малая Арнаутская среди улиц города занимала 6-е место. Первенствовала Госпитальная (ныне Богдана Хмельницкого) улица, располагавшаяся на Молдаванке (ее протяженность менее 1,5 км, около 65 домов). На этой улице насчитывалось бедных чуть более 4 тыс. Всего в городе было 30280 бедняков (без учета бедняков Пересыпи, Слободки, Бугаевки, Ближних и Дальних Мельниц).
Какая же категория жителей относилась к беднякам, чем они занимались, чем добывали пропитание? Здесь следует сказать, что в яму бедности скатывались разные слои населения, в том числе ранее бывшие на гребне жизни. Тут были мужчины и женщины, бывшие дворяне, военные, купцы, художники, работники культа, студенты, гимназисты.

В июле 1909 года одесские газеты сообщили: «Сегодня скончался популярный босяк одесского порта, представитель родовитой княжеской фамилии князь Александр Дмитриевич Куракин, много лет назад опустившийся «на дно», вследствие, как говорят несчастной любви. Покойный прекрасно владел иностранными языками и всегда привлекал внимание беллетристов, изображавших босячество. Его знал М.Горький, в бытность в Одессе, когда он писал своего «Челкаша».


Было А.Д. Куракину 56 лет. Родственники изредка его поддерживали деньгами, которые он пропивал. Сам себя он обычно рекомендовал: «Герой Максима Горького. Имею честь быть знакомым с Максимушкой. Хо-о-о-роший человек». Однажды князь насобирал где-то рубль и решил дать родным телеграмму. Обратный адрес указал: «Одесса. Масовский приют. Матрац №68». Милостыню просил честно: «Пожертвуйте от щедрого сердца на водку! Босяк без хлеба проживет, а без водки ему смерть».
Разные категории людей, встреченные Лазарем Карменом (отец известного кинодокументалиста Романа Кармена) в порту, были описаны им в рассказах «Дикари», «Дети-глухари», «Полковник Шрам», «Человек в шорном ящике» и других.
Бедняками, нищими в любой момент могли стать чернорабочие, работавшие в порту. При снижении экспорта зерна, механизации погрузочно-разгрузочных работ чернорабочие в порту сразу лишались работы. Нет работы, нет денег, нечем оплатить квартиру. Хозяин выгоняет из занимаемой квартиры. Идти некуда, кроме как в порт. От порта далеко не уходили. Здесь же в порту перебивались небольшими заработками, занимались воровством. Здесь же в порту ночевали.
Вот судьба одной женщины из рассказа Л. Кармена «Портовые воробьи». Эта женщина делится обстоятельствами попаданию в приют с постоянной обитательницей этого приюта для бездомных.


«Заболела, лечилась. Бросила работу и лечилась. Муж добрый, трезвый был. Посиди, говорит он, Танюша, дома да отдохни, полечись... Сегодня, как закопала его, прихожу домой. А хозяин все «описал» и гонит. Ступай, мол, с Богом! Все описал он: стол, самовар, перинку, сундук такой большой зеленый и два платьица - одно голубое, а другое - красное, с цветочками, что к Пасхе и Троице сама сшила. Я и пошла. Иду сама не знаю куда и плачу. По дороге меня останавливает барыня и сует гривенник. Стало темно. Где спать? Подхожу к городовому, все чисто ему рассказываю, он и велел мне идти в приют.
— Что ж, зашла, так ложись! вздохнула Кляча.
— А мне страшно, бабушка. Никогда я по приютам не ночевала. У меня свой дом был. Хозяйкой была. Ох, Боже! . . .
Страшно, очень страшно было ей о ту пору.
В палате - грязь, вонь. На полу и на матрацах - пьяные полуодетые женщины. Волосы у них распущены. Лица вспухшие и разбитые. Голоса сиплые. Лежать они, пыхтят трубками и окурками и переругиваются так, что оторопь берет.
- И что ты вздумала - страшно! - успокаивала ее Кляча. - Ничего тут страшного нет. Здесь все - люди. Ложись! Полежишь, приглядишься и привыкнешь».
Так в порту эта женщина, еще сравнительно молодая, и окончила свои дни.


Еще одна категория бедняков - сапожники и портные. Многие сапожники работали под открытым небом, на рынках, в подворотнях домов, в угольных складах. Средний из заработок 3 - 4 рубля в неделю, но бывало и 20 - 30 коп. в день. Сапожники, работавшие на хозяина, получали 5 - 6 рублей в неделю. В месяц получалось 20 - 25 рублей. Много это или мало? Прожить на этот заработок, имея семью, детей, престарелых родителей, было невозможно.
Такие же заработки имели и портные. Среди них была очень большая конкуренция. В швейных мастерских с несколькими работниками существовало разделение труда. На более легкой и простой работе работали девушки, получавшие от 3 до 5 рублей в месяц. Магазины, продававшие одежду, для хозяев швейного производства устанавливали плату: за пиджак от 80 коп. до 2 руб. За жилетку 20 - 30 коп., а, если она из лучшего сукна, то 80 коп. За летнее пальто от 1 руб. 20 коп. до 1 руб. 50 коп.; за зимнее от 1 руб. 80 коп. до 2 руб. 50 коп.
Магазин же дешевый костюм продавал за 8 – 10 руб., а при оптовой закупке костюмы шли по 6 - 7 руб. Отсюда и получается, что хозяин швейной мастерской стараясь себя не обидеть, выплачивал портному копейки.
Следующая группа бедняков - это столяры, маляры, шапочники, жестянщики, щеточники и т.п. работники. Их заработная плата не превышала 20 - 25 руб. в месяц.
Жалкое существование влачили мелкие торговцы в разнос. Их заработок в день колебался от 10 до 30 коп.
Тачечники. Эта категория зарабатывала в сутки от 30 до 50 коп. Перевозка тяжести стоила 10 - 15 коп. Но при этом тачка не была его собственностью. За аренду тачки он платил 10 - 15 коп. в сутки. Некоторые же владельцы имели до 200 тачек и несколько домов в городе.
Среди бедняков были и старьевщики. Эта категория была в немилости у домовладельцев и дворников. На воротах многих домов были таблички с надписями: «Старьевщикам, разносчикам и нищим вход строго запрещен». Что-то в этих табличках очень знакомо.
Работницы табачных фабрик. Они делились на папиросниц, сортировщиц, упаковщиц и подручных. Папиросницы за набивку папирос получали 30 коп. с тысячи. Большая конкуренция среди табачных фабрик заставляет владельцев распределять производство так, чтобы не выбрасывать на улицу работников, уменьшать количество набиваемых папирос одним лицом, привлекая более широкий круг рабочих. Сортировщицы табака получали от 5 до 9 рублей в месяц; упаковщицы от 4 до 7 руб. в месяц, подручные от 4 до 6 руб. в месяц. Работницы, изготавливающие папиросные гильзы, получали 8 - 9 коп. с тысячи гильз. Не всякой работнице удавалось сделать три тысячи гильз. Такая же работа на дому оплачивалась от 5 до 7 коп. с тысячи.
Получали малую заработную плату и работницы пробочных фабрик, переплетных и картонажных мастерских. Работницы картонажных мастерских, находясь на положении ремесленной ученицы, работали год-два даром, а потом получали 5 – 7 рублей в месяц.
Поденщицы, занимающиеся мытьем полов, белением стен, подносящие хозяйкам с базара корзины и свертки, получали 10 – 20 коп. в день. Иногда такие поденщицы для того, чтобы прокормить детей, покупали у нищих на 5 коп. корки хлеба.
Была еще такая работа, как пришивание портняжных крючков к особым карточкам. За 72 карточки, на которых умещалось 24 крючка и 24 петли, платили 10 коп. За день едва удавалось получить 10 коп.
На конфетных фабриках работницы, заворачивавшие конфеты, получали 25 – 30 коп. с пуда конфет. А в пуд обычно входило порядка 2400 конфет. Самые ловкие девушки могли обработать 1,5 пуда конфет.
На бумагоджутовой фабрике работницы до 18 лет за 13-часовой рабочий день получали 35 - 40 коп., а после 18 лет - 50 коп. в день.
Как же они жили?
Вот как описывали одесские газеты результат работы комиссии, назначенной графом П.П. Шуваловым, для осмотра домов М. и Ш. Вишневых и Э. Роникера на Госпитальной улице (на месте этих домов здания послевоенных лет постройки №№13, 15).

«Комиссия в полном составе произвела детальный осмотр домов в пожарном, строительном и санитарном отношениях. Первым был осмотрен дом Вишнева. Он найден в самом отвратительном состоянии. Флигель с правой стороны, в котором помещается ряд жилых квартир, до того стар и разрушен, что грозит падением. Простенки везде деревянные и к ним примыкают дымовые трубы; необходимые в каждом доме дворовые удобства полуразрушены, помойные ямы отсутствуют и т.д. При осмотре дома комиссия пришла к единогласному решению - снести до основания флигель, находящийся с правой стороны двора, обязать домовладельца в кратчайший срок вымостить двор, устроить удобства и переделать некоторые лестницы.
Зайдя в огромнейший дом Роникера, комиссия поражена была видом квартир в подвальном этаже. Постройка оказалась до того сырой, что камень уже успел сгнить. Полы почти отсутствуют, воздух спертый, вентиляции никакой. В каждой конурке проживает по несколько семейств. В отношении этого дома комиссия постановила: закрыть совершенно для жилья весь подвальный этаж. Из 138 квартир найдены в несколько удовлетворительном состоянии только около 100. Из остальных постановлено выселить жильцов. Все имеющиеся во дворе конюшни и коровники решено снести до основания». А вот куда выселяли жильцов, газеты не писали.
Жили люди и в квартирах, совершенно лишенных света.
«Известен факт, когда контролер Мало-Арнаутской улицы, побежав за хлебом, чаем и сахаром, чуть ли не спас от голодной смерти в одном подвале какого-то больного старика. Но последнего оживила не столько принесенная пища, сколько то, что нашелся человек, который принял в нем участие, прислал врача, утешил и т.п.»
Обычно за квартиру в две комнаты с кухней и передней платили в месяц 10 рублей. Вот одна из таких квартир. В первой комнате живут две семьи с детьми; во второй комнате тоже две семьи с детьми; на кухне живет женщина корзинщица, а в передней квартирант. Люди холостые, бездетные вдовы и вообще одинокие даже не снимают и отдельной комнаты, а платят за угол, за право ночлега по 1 руб. 50 коп. в месяц или 5 коп. в день. Вот почему В.П. Катаев, описывая квартиры на Малой Арнаутской улице, поражается их многолюдностью.
Лица, которые своевременно не могли внести квартирную плату, домовладельцами немедленно выставлялись на улицу со всем скарбом, независимо от времени года и состава семьи.
Хотя для бедных в городе создавались столовые, приюты, ночлежки, проводились лотереи, были врачи для бедных, проводились и другие мероприятия в пользу бедных, но это не спасало общего положения.
Из-за скученности жильцов свирепствовали болезни. Периодически город посещала чума, холера, гуляли заразные болезни.
Еврейское население активно участвовало в революционной деятельности. Создавались вооруженные отряды самообороны, распространялись листовки с призывами свержения царя, проводились сходки, призывы к забастовкам.
После Октябрьской революции 1917 года советская власть дала жителям подвалов новые места обитания, переселив их в благоустроенные квартиры, уплотнив жильцов. Кроме того, власть дала бесплатное образование, бесплатную медицину, 8-часовой рабочий день, все лучшее было отдано детям. С рабочим человеком стали считаться.
Поэтому часть жителей города, особенно евреи, восприняли революцию как избавление от всех бед. И они пошли в революцию. Возглавили ЧК, ревкомы, отряды и т.п организации. На слуху фамилии товарища Северного, Южного, Кангуна, Шорштейна, Либермана.
Одного из таких командиров батальона описывает В. Галицкий, бывший участником театральной труппы при 104-м батальоне обороны железных дорог. «В ворота въехала бричка. Из нее вылез какой-то военный, маленького роста, в кожанке, красных галифе и сапогах на кривоватых ножках. Через плечо у него висел маузер. Это и был Яков Клецкий, комбат 104-й, одесский портной, выброшенный вверх революционной волной. Он картавил, говорил по-одесски, в нос, чуть подпевая, далеко не литературным языком.
Понятия у Клецкого были самые нехитрые, революционного опыта и культуры никаких. Маленький, кривоногий, рыжий человечек с щербатыми зубами, он держался важно. Выступая на митингах, произносил жаркие речи. Вспоминая Клецкого, я вижу, как бьет его по икре тяжелая коробка маузера, как вспыхивают бешеным огнем его карие, пронзительные глазки. Он упивался своей властью и был неподражаем, когда проявлял ее».
Такова была действительность.
Перейдем теперь к Малой Арнаутской улице.
Малая Арнаутская улица появилась на планах города в 1836 году. Как уже отмечалось, улица была почти на окраине города. На плане 1854 года видно, что в одном квартале от улицы располагается черта порто-франко (ров), опоясывающая город. А далее вдоль берега моря идут редкие строения. Здесь же видим тюрьму, кладбище, еще далее ботанический сад.


Протяженность Малой Арнаутской улицы около 2-х километров.
Улица имеет пересечения с переулком Канатным; улицами Вячеслава Черновола (Новой); Канатной; Гимназической; Осипова (Ремесленной); Лейтенанта Шмидта (Земской); Пушкинской; Ришельевской; Екатерининской; переулком Шалашным; Александровским проспектом; переулком Колхозным (Резничным), улицей Преображенской; Заславского (Мещанской), переулком Книжным, Старопортофранковской.
Как и другие улицы города, Малая Арнаутская несколько раз меняла свое название. До 1904 года она была Малой Арнаутской, с 1904 года носила имя Суворовской. С 1924 года называется улицей Воровского. С 1941 года - Малая Арнаутская, с 1946 года - Маршала Малиновского, с 1959 года - Воровского, с 1994 года - Малая Арнаутская.
Остановимся на личности Вацлава Вацлавовича Воровского, именем которого улица называлась более 50 лет.

Вацлав Вацлавович Воровский (1871—1923) (псевдонимы: Ю. Адамович, П. Орловский, Фавн, Шварц) - выдающийся представитель марксистской литературой критики и один из виднейших членов большевистской партии. Родился в Москве, в семье инженера. Революционную деятельность начал в 1891 году - студентом Московского технического училища. В 1896 году подвергается высылке из Москвы, а в 1897 году арестовывается и после почти 2-летнего тюремного заключения высылается в г. Орлов, Вятской губ. В ссылке Воровский определяется как революционный марксист и здесь же начинает свою литературно-критическую деятельность. По окончании ссылки уезжает за границу. В 1903 году вступает в РСДРП и после II съезда примыкает к большевистской фракции. Сотрудничает в «Искре», а затем становится одним из ближайших участников «Вперед» и «Пролетария». После революции 1905 года возвращается в Россию, где работает в большевистском центре и партийной прессе. 1907 – 1912 год проводит в Одессе, руководя партийной работой и одновременно сотрудничая в «Одесском обозрении», «Ясной заре» и «Одесских новостях». В 1912 году Воровский арестовывается и высылается в Вологду. После 2-летней ссылки возвращается в Петербург, где продолжает партийную и литературную работу. После Февральской революции входит в заграничное бюро ЦК, после Октябрьской революции назначается представителем советского правительства при скандинавских государствах, в 1919 году - заведующим Государственным издательством, в 1921 году - полпредом в Италии. Принимает участие в Генуэзской конференции и входит в состав советской делегации на Лозаннскую конференцию. 10 мая 1923 был убит в Лозанне бывшим белогвардейцем Конради; тело его перевезено в Москву и погребено на Красной Площади.
Личность маршала Родиона Яковлевича Малиновского широко известна, и на ней останавливаться не буду.
Валентин Петрович Катаев в своих произведениях неоднократно упоминал Малую Арнаутскую улицу. Это было в повестях «Белеет парус одинокий», «Трава забвения» и уже упоминавшейся повести «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона».
Малая Арнаутская улица не была тихой. И на ней происходили разного рода события, будоражившие город.
Так, в июле 1908 года одесские газеты сообщили, что вечером в одной из квартир по Малой Арнаутской улице взорвалась бомба. Убит принесший бомбу в кармане рабочий квартирохозяина, ранены квартирохозяин, его жена, сестра, двое детей и работница. На месте взрыва найден «браунинг» и две обоймы принадлежащие убитому.
А в остальном улица мало отличалась от других окраинных улиц. На перекрестках улицы стояли киоски, торгующие минеральной водой, газетами и другой мелочью. На перекрестках улиц Малой Арнаутской и Екатерининской, Малой Арнаутской и Книжного переулка сохранились трансформаторные подстанции электрического трамвая, сделанные по проекту архитектора К.К. Абта в 1910 году.
На улице располагались разного рода ремесленные заведения, гостиницы, меблированные комнаты, трактиры, аптеки, лавки и магазины, а также другие заведения. Здесь проживали учителя, военные, купцы, аптекари, врачи, акушерки и лица других видов деятельности. Более подробно об улице будет сказано позже.

На этом пока остановимся. Фотографии сделаны в октябре 2014 года.

 

Ю. Парамонов


Более полную подборку фотографий по улице Малая Арнаутская можно посмотреть на этой же странице на левом поле под иконками «Улицы Одессы» - «Малая Арнаутская улица» или по ссылке: https://picasaweb.google.com/vonomarap/WhtfiD?authuser=0&feat=directlink

Источники:
Я. Майстровой. Улицы Одессы
В. Пилявский. Здания, сооружения, памятники Одессы и их зодчие. Справочник
Г.Г. Москвич. Иллюстрированный практический путеводитель по Одессе. На 1904, 1909, 1912 гг.
И. Бродовский. «Еврейская нищета в Одессе». 1902 г.
Л.О. Кармен. «Дикари»
В.П. Катаев. «Белеет парус одинокий»
В.П. Катаев. «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона»
В.П. Катаев. «Зимний ветер»
Л.О. Утесов. «Спасибо сердце»
М. Бельский. Книжная торговля в дореволюционной Одессе
ДубльГИС
Википедия

Категория: Заметки дилетанта | Добавил: obodesse (25.10.2014)
Просмотров: 3833 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]